|
|
Небесный глаз опять на мокром месте, И полиэтилен на перекрестье Оконном размывает от дождин. И вечно не хватает табака, Зато в достатке сахара и чая, И я, дождя уже не замечая, По вечерам валяю в "дурака". Ты знаешь. Я себе не изменил. По-прежнему судьбу свою стяжаю, И рядом женщина, и, как всегда, чужая. И я ее немножко полюбил. Но холодно. И я вернусь один. Опять - "дурак", да козыри не крести, И полиэтилен на перекрестье Оконном разрывает от дождин. Да карандаш, хромающий не в строчку, Я убегаю в море, в одиночку, И оседаю на подводных рифах Тоски собачьей. Тухнет сигарета. И вправду искра памяти нетленна, Пожизненная вахта не бессменна, Но только детям говорить об этом Не нужно. Среди множества решений Нет верных. Все кому-то изменяют. И на вокзалах поутру встречают, И кирпичом бросаются на шеи Своих мужчин. Топленого котенка Чернильная оплакивает кошка, Как ни туши любовь, увы, ни ложки, Не выйдет из любви твоей тушенка. Как пятистопный ямб на пятой стопке, Твои стихи на спичечной коробке, Гадаю и угадываю с ходу... Погоду. Я бы выбросил кисти и краски. Если бы я умел умирать, Я жил бы две тысячи лет, и не меньше. Если бы я умел говорить, Я молчал бы, как снулая рыба. Если бы я умел стрелять, Я покупал бы в "Охотничьих зорях" только холостые патроны. Если бы я умел любить, Я наверняка стал бы милиционером. Но я ни на что не пригоден, И только потому - поэт. |